Государственный департамент США
Офис официального представителя
Для немедленного распространения
12 декабря 2017 года
Вашингтон, округ Колумбия

ГОССЕКРЕТАРЬ ТИЛЛЕРСОН: Большое спасибо, Стивен, за это тёплое вступительное слово. Мы также знакомы друг с другом в течение долгого времени, и в моей прошлой жизни мы часто обменивались взглядами в отношении окружающего мира. Я нередко спрашивал у вас совета по поводу того, на правильный ли я выхожу путь, отклоняясь влево или вправо. И ваши советы всегда были здравыми и высоко ценились. Спасибо.

Я хотел бы также поблагодарить и посла Чо за его вступительное слово и приглашение. Я ценю возможность выступить на Форуме Атлантического совета и Корейского фонда 2017 года, и я постараюсь максимально использовать эту возможность, чтобы поделиться соображениями о том, что происходило на протяжении последних 11 месяцев. Поэтому я как бы совершу небольшую прогулку по уходящему году. Я затрону ряд вопросов, остановлюсь на некоторых географических регионах и изложу приоритеты Президента на внешнеполитической арене. Надеюсь, что многие из этих ключевых моментов будут для вас очевидными. На мой взгляд, как только что заявил Стив Хэдли, мир стал настолько взаимосвязанным, что ни одна его часть не может реально изолировать себя или отделить друг от друга направления своей внешней политики, потому что все они, как правило, в какой-то момент соприкасаются.

Для некоторых может стать неожиданностью, хотя и совершенно напрасно, тот факт, что в основе всей нашей политики, нашей стратегии и нашей тактики лежит чёткое осознание того, что одним из преимуществ, которыми США обладают на всех наших различных внешнеполитических аренах, является то, что у нас очень много союзников. Многие из этих союзников родились в результате общих жертв, общих ценностей, и в наибольшей степени это относится к Республике Корея. Наши общие жертвы на полуострове и общие ценности привели к созданию динамичной, процветающей Южной Кореи, которую мы видим сегодня. И, как подчеркнул Президент Трамп в своем выступлении в Национальной ассамблее в Сеуле в ходе своей недавней поездки в Азию, огромная разница видна любому человеку, приезжающему в Демилитаризованную зону (ДМЗ). Достаточно бросить взгляд на несколько миль через ДМЗ, чтобы увидеть разницу между ценностями, которые были приняты Республикой Корея; тем, что было создано с точки зрения качества жизни для корейских граждан, а также вклада страны в глобальное качество жизни, и выбором, сделанным Северной Кореей.

Такого большого количества союзников, которые являются огромной силой американской внешней политики по всему миру, нет ни у кого из наших противников. Ни один из наших противников не обладает таким преимуществом. Я сделаю вот что: я не буду совершать прогулку, потому что она займёт слишком много времени, а вместо этого я совершу небольшую пробежку по всему миру. Я, конечно, затрону ситуацию с КНДР и наши отношения с Китаем, но я также коснусь усилий по разгрому ИГИЛ и, в частности, наших усилий в Ираке и Сирии; более широкой политики по борьбе с терроризмом, которую мы проводим по всему региону Ближнего Востока, и которая во многом была выработана по итогам исторического саммита в Эр-Рияде с участием Президента США. Я также поговорю о том, как идёт борьба с терроризмом в других частях мира – в Сахеле в Африке и в Ливии, но мы также видим это даже в Азии, в том числе на филиппинском острове Минданао.

Я коснусь ситуации в Южной Азии и политики Президента по Афганистану, Пакистану и Индии; отношений между ЕС и НАТО; России и наших усилий по восстановлению отношений с Россией; а затем я очень кратко остановлюсь на некоторых проблемах, с которыми мы имеем дело в Западном полушарии. Думаю, что я не единственный, кто видит иронию в том, что мероприятие, посвященное партнёрству США с Южной Кореей, проводит Атлантический совет, и похоже, что этот момент уже был отмечен. Но, на мой взгляд, это совершенно логично, потому что, как вы видите, для противостояния перспективе ядерной Северной Кореи необходимы единство и прочные партнерские отношения, простирающиеся через Атлантический и Тихий океаны.

С его первого дня после вступления на должность это был первый внешнеполитический подход, который Президент Трамп попросил Государственный департамент разработать и ввести в действие. Он отражал чёткое понимание того, что Президент всерьез воспринимал эту угрозу, не собирался оставлять её без внимания и не был готов принять статус-кво. КНДР представляла тогда и по-прежнему представляет самую непосредственную угрозу для нашей страны, и мы были готовы завершить эру стратегического терпения и начать эру стратегической ответственности. Угроза просто слишком велика, чтобы продолжать её игнорировать.

Наша политика в отношении КНДР в действительности совершенно ясна и заключается в полной и поддающейся проверке денуклеаризации Корейского полуострова. Эту политику разделяют другие страны региона; более того, этой же политики придерживается и Китай. Россия заявила, что это также и её политика. Хотя это общепринятая политика, наша тактика по её осуществлению, возможно, несколько отличается от тактики других сторон в регионе. Как вы видели, наш подход предусматривает введение всё более серьёзных наказаний и оказание всё большего давления на режим в Северной Корее в стремлении убедить его остановить свою текущую программу разработки ядерного оружия и систем, с помощью которых может доставляться это оружие, изменить этот курс и выбрать другой путь.

В течение последних нескольких месяцев мы ввели в силу наиболее полный набор экономических санкций, который, я думаю, когда-либо был собран, с помощью двух весьма всеобъемлющих резолюций Совета Безопасности ООН при поддержке, в частности, Китая и России, что также чётко показывает, как они оценивают серьезность угрозы.

Эти санкции запретили весь экспорт угля из Северной Кореи. Они запретили весь экспорт текстильных изделий. Они ввели ограничения на экспорт принудительного труда и полностью запретят его. Они также ввели ограничения на импорт топлива и сократили все статьи импорта, причём каждая мера увеличивает давление на Северную Корею.

Мы знаем, что санкции оказывают воздействие на КНДР. Это проявляется, в частности, как мы видим, в повышении цен на топливо для граждан Северной Кореи, которые первоначально подскочили на 90 процентов. Теперь они опустились до уровня, при котором увеличение цен составляет лишь 50 процентов. Мы также знаем, что начинает проявляться дефицит товаров, а на полках северокорейских магазинов появляются товары, которые ранее экспортировались. Так что теперь они должны потребляться внутри страны.

Экономические меры применяются в сочетании с дипломатическими санкциями: мы призываем страны по всему миру не только в полной мере реализовать экономические санкции Совета Безопасности ООН, но и в случаях, когда они считают это целесообразным и имеют соответствующее желание, осуществлять дальнейшую изоляцию северокорейского режима, высылая его дипломатов, закрывая его офисы и давая Северной Корее знать, что с каждым очередным провокационным испытанием КНДР лишь всё более и более подвергает себя изоляции.

Более 22 стран отправили северокорейских дипломатов домой. Кому-то это цифра может показаться незначительной, но для малых стран, которые не имеют большого экономического влияния, это очередной важный сигнал. Различные страны, от Перу и Испании до Италии и Португалии, также разорвали дипломатические отношения КНДР. И мы знаем, что режиму это становится заметно, когда посол возвращается домой, потому что он больше не представляет КНДР за рубежом, и это способствует дополнительной изоляции страны от контакта с окружающим миром.

Всё это очень важные вещи, которые, опять же, подкрепляют направляемый режиму сигнал о том, что с каждым шагом он лишь увеличивает собственную изоляцию и не просто не укрепляет собственную безопасность, но и ослабляет ее. Важное значение для успеха всех этих мер имеют очень прочные трехстороннее отношения, которые существуют между Соединенными Штатами, Республикой Корея и Японией. Они являются основой для структуры безопасности региона, которую мы будем по-прежнему вместе поддерживать для обеспечения готовности к любому возможному военному ответу, который может потребоваться.

Применение этих санкций также выходит за рамки непосредственных субъектов, но мы вводим санкции и против физических лиц и других юридических лиц, в том числе банков – некоторых банков в Китае и в других местах, – которые способствуют нарушению этих санкций Северной Кореей. Так что везде, где мы видим попытки Северной Кореи использовать лазейки или другие возможности для обхода этих санкций, мы пытаемся также закрыть их.

Время не стоит на месте, и с каждыми новыми испытаниями Северная Корея действительно демонстрирует продвижение своей программы вперед. Последние испытания межконтинентальной баллистической ракеты, я думаю, демонстрируют, что северокорейцы, безусловно, имеют возможность продолжать совершенствовать свою программу, и мы полагаем, что они делают то же самое с другими элементами интегрированной системы ядерного оружия. Поэтому нам необходимо, чтобы КНДР села за стол переговоров. Мы готовы начать переговоры с северокорейцами в любое время, когда они захотят принять в них участие, но они должны подойти к столу переговоров с готовностью сделать другой выбор.

В то же время уровень нашей боеготовности высок. Из-за сложившейся ситуации Президент приказал нашим военным стратегам составить полный набор планов на случай непредвиденных обстоятельств, и эти планы готовы. Как я уже много раз заявлял, я буду продолжать наши дипломатические усилия до тех пор, пока не упадет первая бомба. Я уверен в том, что мы добьемся успеха, но я также уверен, что и Министр обороны США Мэттис добьется успеха, если наступит его очередь действовать.

Что касается Китая, Северная Корея на самом деле являлась предметом нашего первого диалога новой администрации с Китаем. Свою первую зарубежную поездку я совершил в Японию, Южную Корею и Китай, чтобы начать изложение этой политики в отношении ядерной программы Северной Кореи, прекращения стратегического терпения. Во многих отношениях этот подход, я думаю, был удачным, так как он позволил этой администрации в ходе своих первых контактов с Китаем найти что-то, над чем мы могли бы работать вместе. И когда мы поняли, что наша политика была идентичной, и наши цели были одинаковыми, это с самого начала дало нам платформу для позитивного диалога.

История американо-китайских отношений, как вы все знаете, определяется с момента исторического установления этих связей в ходе визита Никсона. И эти отношения хорошо послужили США и Китаю, так же, как и остальному миру. Но времена изменились. Выросла экономическая мощь Китая. И во многих отношениях успешные Олимпийские игры в Пекине были, пожалуй, презентацией Китая остальному миру с новым чувством уверенности в себе и новым чувством продвижения вперед.

Я думаю, что мы оба, США и Китай, теперь ищем то, что будет определять американо-китайские отношения в течение следующих 50 лет, потому что отношения, которые определялись политикой “одного Китая” и тремя совместными коммюнике, хорошо послужили всем. Китай вырос в качестве мировой экономической державы. И хотя китайцам нравится продолжать называть себя развивающейся страной, потому что у них есть сотни миллионов людей, которым по-прежнему необходимо выйти из бедности, КНР не является развивающейся страной в традиционном смысле этого слова. Китайская экономика очень масштабна, и она, безусловно, оказывает свое влияние на глобальные рынки. Но с ростом Китая возник некоторый дисбаланс в торговых отношениях между США и Китаем, а также между Китаем и другими странами, и этот вопрос должен быть решен.

Поэтому в ходе переговоров с Китаем на первом саммите, когда Председатель КНР Си приехал в Мар-а-Лаго, мы работали с китайцами над поиском путей начала обмена мнениями на гораздо более высоком уровне, чем ранее. Как знают многие из вас, в течение последних нескольких лет существовало очень много механизмов диалога с Китаем. Я думаю, что, когда я пришел в Госдепартамент, у нас велось 26 различных диалогов на различных уровнях. Мы посчитали, что нам было нужно поднять эти диалоги на гораздо более высокий уровень в рамках наших правительств, ближе к лицам, принимающим окончательные решения.

Поэтому мы создали четыре значимых диалога высокого уровня с представителями нашей стороны и китайской стороны, которые очень близки к Президенту Трампу и к Председателю Си. Четыре диалога под руководством министров с нашей стороны и их эквивалентами с китайской стороны. Дипломатический и стратегический диалог проходит под председательством Министра Мэттиса и моим председательством, и этот диалог активно исследует области, в которых мы можем работать вместе, и области, где у нас есть разногласия, и в этом процессе исследования создаются результаты, которые с течением времени, мы надеемся, позволят нам определить то, какими будут эти новые отношения. Другие диалоги посвящены вопросам экономики и торговли, правоохранительной деятельности и киберпространства, и контактам между людьми. Встречи в рамках всех четырех диалогов состоялись на протяжении последнего года. Они ориентированы на результаты, и об их результатах доложили на саммите Президента Трампа в Пекине, в ходе его расширенного государственного визита.

Так что я думаю, что в наших отношениях с Китаем у нас теперь имеется очень активный механизм, в рамках которого мы можем обсуждать сложные вопросы. И у нас есть разногласия по таким вопросам, как ситуация в Южно-Китайском море и строительство Китаем объектов, милитаризация этих объектов, и то, как это влияет на наших союзников в регионе, в том числе с точки зрения свободной и открытой торговли. Как мы уже говорили китайцам, мы надеемся, что сможем найти способ замораживания этой конкретной деятельности. Пока трудно сказать, сможем ли мы этого добиться. Но для нас является неприемлемым тот факт, что на этих островах продолжается строительство, тем более для военных целей.

В Юго-Восточной Азии мы не так давно приняли политику свободного и открытого Индо-Тихоокеанского региона, основанную на некоторых наших взглядах в отношении китайской политики “Один пояс и один путь”. Насколько нам известно, китайская политика “Один пояс и один путь” направлена на продолжение экономического развития страны, и наша политика – не стремиться сдерживать экономическое развитие Китая. Но экономическое развитие Китая, по нашему мнению, должно происходить в системе международных правил и норм, а политика “Один пояс и один путь”, как представляется, нацелена на определение своих собственных правил и норм. Мне нравится цитировать комментарий Министра Мэттиса в отношении политики “Один пояс и один путь”. Имея в виду Китай, он сказал: “США и остальной мир имеют много поясов и много дорог, и ни одна страна не может решать, какими они должны быть”. Таким образом, свободный и открытый Индо-Тихоокеанский регион означает, что все страны имеют доступ к продолжению экономического развития и свободный доступ к торговле по всему региону.

В рамках открытого и свободного Индо-Тихоокеанского региона мы активизировали наше взаимодействие с Индией. Мы давно поддерживаем трехсторонние отношения в Индо-Тихоокеанском регионе между Японией, Австралией и США, и теперь мы работаем над тем, чтобы сделать эти отношения четырехсторонними с включением в них Индии из-за важности растущей экономики Индии, а также из-за общих соображений национальной безопасности, которые мы имеем с Индией.

В стремлении быстро завершить кампанию по разгрому ИГИЛ в Ираке и Сирии, Президент Трамп после вступления в должность осуществил значительный политический сдвиг в войне против ИГИЛ в этих странах, распорядившись применять новые активные стратегии и уполномочив наших военных командиров на местах принимать такие решения на поле боя, которые бы способствовали достижению победы в войне. После того как Министерство обороны США полностью ввело в действие подход, в рамках которого боевые действия осуществлялись в тесном сотрудничестве с партнерами на местах, благодаря этим новым полномочиям военные фактически начали добиваться значительных успехов. И, как мы знаем сегодня, Премьер-министр Абади недавно объявил о разгроме ИГИЛ в Ираке. Мы ещё не одержали полной победы над ИГИЛ в Сирии, но был достигнут значительный прогресс.

В результате военных успехов нам в Государственном департаменте действительно пришлось быстро работать, чтобы не отставать от военных успехов с нашими дипломатическими планами относительно того, что происходит на местах после разгрома ИГИЛ, и мы осуществили многие из этих планов через Коалицию по разгрому ИГИЛ, включающую 74 члена, 68 стран и такие организации, как НАТО, Интерпол, ЕС и другие.

Семь с половиной миллионов человек к настоящему времени освобождены от гнета ИГИЛ в Ираке и Сирии; 95 процентов территории, ранее контролируемой халифатом группировки, уже освобождены. В настоящее время мы прилагаем усилия по стабилизации этих районов после освобождения для предотвращения возвращения ИГИЛ, а также для предотвращения возобновления локальных конфликтов между различными группами.

Таким образом, наша работа с Министерством обороны США включает предотвращение конфликтов на поле боя и стабилизацию районов. Также мы добились успеха, работая с Иорданией и Россией в Сирии над созданием зон деэскалации для предотвращения возобновления гражданской войны. Все эти действия призваны способствовать началу переговоров по Сирии в Женеве для полного осуществления резолюции Совета Безопасности ООН 2254, которая призывает к созданию новой сирийской конституции и проведению выборов под контролем Организации Объединенных Наций, в которых проголосуют все сирийские диаспоры. Таким образом, в этом голосовании должны принять участие сирийцы, которые были вынуждены покинуть свои дома из-за боевых действий, будь то из-за гражданской войны или в связи с появлением ИГИЛ.

В кулуарах саммита АТЭС в Дананге (Вьетнам) Президент Трамп и Президент Путин приняли очень важное совместное заявление, в котором оба лидера подтвердили свою приверженность этому процессу в качестве пути продвижения вперед для обеспечения единой, целостной, демократической и свободной Сирии. Переговоры возобновились в Женеве с участием реформированной оппозиции. И мы попросили Россию обеспечить участие режима в этих переговорах, и режим представлен на переговорах. А теперь нам нужно удержать все стороны за столом переговоров. Мы будем продолжать работать с Россией в тех областях, где мы можем это делать, и с Сирией для продолжения содействия деэскалации насилия, стабилизации районов и для достижения урегулирования по Сирии, которое будет продуктом Женевского процесса.

В Ираке завершено освобождение всех районов, и в ходе обеих кампаний мы отбили у ИГИЛ столицы халифата – Мосул в Ираке и Ракку в Сирии. Я думаю, что раннее взаимодействие Ирака с его арабскими соседями было важно для поддержки будущего Ирака с его демократическим правительством и поддержки Ирака в качестве единой страны. Раннее начало взаимодействия с арабскими соседями по мере продвижения войны с целью разгрома ИГИЛ было очень важным с учетом исторического визита, потому что арабский мир не поддерживал отношений с Багдадом в течение более трёх десятилетий. Саудовцы первыми вступили во взаимодействие и запустили новые переговоры по экономическим вопросам и консультативные комитеты. Они вновь открыли два пограничных контрольно-пропускных пункта, они возобновляют авиарейсы между Багдадом и Эр-Риядом, направляя важный сигнал всем иракцам и напоминая им, что они являются арабами, и им следует возобновить сотрудничество и воссоединиться с арабским миром.

Саудовцы и иракцы создали консультативные советы; состоится вторая конференция по восстановлению, которую проведет Кувейт в январе. Целью всего этого является обеспечение того, чтобы правительство в Багдаде и все иракцы понимали, что у них есть друзья на юге, которые стремятся поддерживать реконструкцию и восстановление их страны.

Также важно отметить, что наша политика всё время оставалась направленной на обеспечение единства Ирака. Как вы знаете, референдум о независимости, проведённый курдскими региональными властями несколько месяцев назад, был разрушительным для этого единства. В настоящее время мы работаем в рамках этого процесса между Багдадом и Эрбилем для обеспечения того, что обе стороны сохраняют единство, и мы поддерживаем как меры по предотвращению конфликта, так и взаимодействие в отношении иракской конституции, которая полностью так и не была реализована. И мы заявляли, что будем поддерживать курдов в их усилиях по полной реализации иракской конституции, которая в этом случае учтет ряд жалоб, которые курдский народ высказывал уже в течение некоторого времени, и, мы надеемся, приведет к единству Ирака.

Что касается борьбы с терроризмом в более широком плане, опять же, я верну вас к историческому саммиту с участием Президента США в столице Саудовской Аравии Эр-Рияде, где он выступил перед лидерами 68 мусульманских стран со всего мира, заявив им, что голоса насильственного экстремизма – это проблема, которую только они могут решить. Соединенные Штаты не могут решить эту проблему. Мы можем помочь им решить эту проблему, но этим вопросом должны заняться мусульманские лидеры всего мира.

В ходе этого саммита были взяты два важных обязательства: создать центр по противодействию насильственному экстремизму в Саудовской Аравии и создать центр по разрушению сетей финансирования терроризма. Оба этих центра уже были созданы, и они начинают работу не только в области нанесения поражения терроризму на поле боя, как мы говорим, но и по противодействию ему в киберпространстве. Центр по противодействию насильственному экстремизму имеет крупный банк лиц, которые ведут мониторинг социальных медиа в целях борьбы с пропагандой, а также в целях применения контрпропаганды для противодействия этим сообщениям на тему насильственного экстремизма.

Мы говорили с саудовцами о том, что им очень важно вести эту контрпропаганду в мечетях и в медресе, а также включать её в образовательные материалы, используемые в школах. В настоящее время саудовцы публикуют новые материалы. Они отзывают старые материалы. Но нам еще предстоит проделать много работы для противодействия пропаганде насильственного экстремизма.

Центр по противодействию финансированию терроризма также является большим подспорьем для Министерства финансов США, и он объединяет усилия с другими источниками информации по всему миру для обеспечения возможности отслеживания того, как денежные средства перемещаются для поддержки террористической деятельности по всему миру. Опять же, мы можем одержать победу на поле боя, но если мы не победим в киберпространстве и не уничтожим возможности сетей восстанавливаться, мы знаем, что они появятся в другом месте, как мы видим, что они появляются в Ливии, мы видим, что они появляются в Минданао, мы видим, что они появляются в Сахеле.

Глобальные усилия по разгрому ИГИЛ и глобальные усилия по борьбе с терроризмом входят в число главных приоритетов Президента США, что ведёт нас к политике в отношении Южной Азии и Афганистана, Пакистана и Индии. И подход к этой политике в действительности был региональным подходом. Президент принял решение и объявил политический курс, в рамках которого мы останемся в Афганистане, мы продолжим борьбу с целью разгрома талибов и будем ориентироваться на конкретные условия на местах. Он сказал, что нам не предоставляется карт-бланш. Мы не останемся в этой стране навсегда, и поэтому правительство Афганистана должно понять, что ему необходимо продолжать движение на пути реформ и продолжать создавать условия, которые будут инклюзивными для всех этнических групп внутри Афганистана, включая место для участия талибов в легитимном правительстве, когда талибы будут готовы отказаться от терроризма, отказаться от вооруженной борьбы и сесть за стол переговоров.

Подход, основанный на реальных условиях, нужен для обеспечения того, чтобы талибы знали, что они никогда не смогут удержать победу на поле боя, и единственный путь продвижения вперёд для них – это участие в процессе примирения и, в конце концов, вступление в правительство Афганистана.

Важной частью регионального подхода являются наши отношения с Пакистаном. США и Пакистан имеют долгую историю хороших отношений, но эти отношения значительно ухудшились за последнее десятилетие, и поэтому в настоящее время мы ведем беседы с Пакистаном для обеспечения того, чтобы наши ожидания в отношении этой страны были ясны, и мы в действительности обеспокоены стабильностью Пакистана. Пакистан позволил столь многим террористическим организациям найти убежище на территории страны, и эти организации настолько выросли с точки зрения размера и влияния, что в какой-то момент я сказал руководству Пакистана: вы можете стать их мишенью, и они перенесут центр своего внимания из Кабула на Исламабад, решив, что это более подходящая мишень для них.

Мы хотим работать с Пакистаном над искоренением терроризма в пределах его границ, но Пакистан должен начать процесс изменения своих отношений с сетью Хаккани и с другими группировками. Я понимаю, что эти отношения сложились, с их точки зрения, по хорошим причинам около 10 лет назад, но в настоящее время эти отношения должны измениться, потому что, если власти Пакистана не будут проявлять осторожность, они потеряют контроль над собственной страной. Мы хотим работать с ними в позитивном ключе. Мы готовы делиться с ними информацией, и мы хотим, чтобы они добились успеха. Но мы не можем продолжать статус-кво, при котором террористическим организациям разрешено находить убежище внутри Пакистана.

Я хотел бы кратко остановиться на вопросах НАТО и отношений с Европой, и речь идет также о ранней поездке Президента США. На мой взгляд, важно то, что Североатлантический альянс силён как никогда, несмотря на то, что описывают или печатают некоторые люди. И я только что вернулся домой после того, как провел полную неделю в Европе. За два дня в Брюсселе я посетил НАТО и встретился со странами-членами ЕС. Я был в Вене на совещании ОБСЕ, а затем провёл полный день в Париже. Везде, где я был на прошлой неделе, и в ходе каждой встречи я убеждался, что по-прежнему существуют очень прочные связи между США и всеми нашими партнерами и союзниками в Европе. И существует большое единство вокруг вопросов, имеющих важное значение для нас обоих, каковыми являются вопросы безопасности, экономики и торговли.

Нам предстоит многое проработать, и послание Президента США нашим европейским союзникам таково: мы поддерживаем вас. Мы будем готовы защитить вас. Мы готовы выполнить обязательства в рамках Статьи 5, но наши партнеры по НАТО и государства-члены альянса не могут просить американский народ заботиться о безопасности их граждан больше, чем они сами.

И поэтому Президент очень требователен в отношении разделения бремени. Он заявил, что американский народ просто не может нести в предстоящие годы непропорционально большую его долю, и все должны быть готовы взять свою часть бремени на себя. В рамках НАТО существует договорённость о том, что все страны должны достичь уровня расходов на оборону в 2 процента от ВВП, и Президент оказывает большое давление на страны, призывая их достичь этой цели.

Ряд стран активизировал усилия в этой области. Ассигнования на нужды НАТО и военные расходы увеличились в этом году примерно на 8 процентов, а другие страны приняли обязательства и планы по увеличению своих оборонных расходов. Это даст НАТО более сильную оборонительную позицию для преодоления угроз с юга – а это тот регион, на котором мы попросили НАТО сосредоточивать внимание в связи с борьбой с терроризмом, потому что европейские страны ощущают на себе самые большие последствия массовой миграции, произошедшей в результате действий ИГИЛ, – а также угроз с востока, со стороны России, что приводит меня к теме России.

На мой взгляд, Президент США совершенно четко заявил, что он считает чрезвычайно важным, чтобы Соединенные Штаты и Россия поддерживали рабочие отношения. Сегодня ситуация иная. И я коснулся тех областей, по которым мы сотрудничаем в Сирии. Но мы не можем примириться с вторжением России в Украину. Как я указал другим в Европе на прошлой неделе, одно дело для страны выбрать какую-то сторону в том или ином конфликте. Например, Россия решила встать на сторону Башара аль-Асада; мы решили этого не делать. Но когда вы вторгаетесь в другую страну и оккупируете ее территорию, мы не можем оставаться безучастными. И это является основой для очень жёсткого режима санкций, которые США и Европа ввели в отношении России в результате этого вторжения, и этот режим не изменится до тех пор, пока ситуация вторжения России в Украину не будет урегулирована, и территориальная целостность Украины не будет восстановлена.

Мы ведем переговоры в попытке преодолеть тупик на востоке Украины для реализации Минских соглашений. Эти переговоры были заморожены, когда Президент Трамп вступил в должность. В ходе моей первой встречи с Президентом Путиным он спросил, не могли бы мы назначить кого-то для работы непосредственно с ним, с Кремлем, для поиска возможности перезапустить эти переговоры или возобновить какое-то движение вперед. Я поручил эту задачу бывшему Послу США в НАТО Курту Волкеру. Мы сосредоточиваем усилия на восточной Украине, потому что насилие на востоке Украины продолжается. В 2017 году зарегистрировано большее количество случаев гибели людей, в том числе гражданских лиц, чем в 2016 году, число инцидентов с нарушением режима прекращения огня увеличилось на 60 процентов, и мы должны снизить уровень насилия в восточной Украине. Поэтому в качестве приоритетной задачи мы стремимся прекратить насилие, остановить гибель людей в восточной Украине, и мы работаем с Россией в стремлении достичь некоего соглашения в отношении мандата миротворческих сил ООН, которые положат конец этому насилию. После этого мы сможем обратиться к другим элементам, которые должны быть реализованы.

Правительство в Киеве должно многое сделать для продолжения собственных реформ и выполнения своих обязательств в рамках Минских соглашений. Россия должна использовать свое влияние на силы повстанцев, которых она поддерживает на востоке Украины, для прекращения этого насилия и возвращения нас на путь к прогрессу в рамках Минских договоренностей. Мы вернемся к вопросу Крыма. Я знаю, что Президент Путин чётко дал понять, что этот вопрос не подлежит обсуждению. В какой-то момент он станет предметом обсуждения. Но сегодня мы хотим остановить насилие в восточной Украине, и давайте попробуем решить эту проблему.

В других областях отношений с Россией мы стремимся к возможному сотрудничеству там, где у нас есть совместные интересы в области борьбы с терроризмом. Мы знаем, что нам придётся по-прежнему иметь дело с гибридной войной, которую ведёт Россия. Мы почувствовали соответствующие атаки в ходе наших выборов, и теперь мы получаем сообщения от многих других стран о том, что они видят такие же последствия. Я не понимаю, почему Россия считает, что её интересам отвечает срыв проведения свободных и справедливых выборов в других странах. Что вы надеетесь достичь? Я не понимаю этого, и никто не в состоянии ответить мне на этот вопрос. Но мы чётко даем понять, что мы видим эти действия, и они должны остановиться, они должны прекратиться, и они также являются препятствием на пути нормализации наших отношений.

Мы ведём очень активный диалог с нашими российскими коллегами, очень тесный диалог между военными обеих стран, очень активный дипломатический диалог. И мы будем продолжать этот диалог, но, как мы заявляем нашим российским коллегам, нам необходимы хорошие новости. Нам нужно, чтобы в этих отношениях произошло что-то хорошее, но сегодня мы не можем указать ни на что. Мы ждём. Мы ждём.

И, наконец, в Западном полушарии, очевидно, нас беспокоят вопросы, связанные с миграцией из Центральной Америки и из Мексики, и с международными преступными организациями, в частности, в области торговли наркотиками, которая также поддерживает торговлю людьми. Но мы видим много других возможностей в Центральной и Южной Америке. У нас установился тесный диалог с Мексикой по нескольким каналам в области борьбы с транснациональными преступными организациями. На этой неделе мы проводим очередной раунд диалога на уровне министров. В этом году мы совместно провели мероприятие в Майами по вопросам безопасности и процветания в Центральной Америке. И мы вместе работаем над ситуацией в Венесуэле, как через Организацию американских государств, так и через Лимскую группу.

Я бы мог коснуться Кубы и некоторых других вопросов, но я не буду уделять этому много времени. Я буду рад ответить на вопросы по этой теме. И в Африке мы сосредоточиваем усилия на двух основных сферах: решении проблемы возникновения потенциальных террористических организаций в Африке, а также преодолении гуманитарного кризиса, с которым мы сталкиваемся в Судане и других регионах Африки.

Так что это был действительно напряженный год. Мне интересно, что некоторым людям, как представляется, хочется утверждать, что в Государственном департаменте ничего не происходит, потому что я якобы хожу по этому опустевшему зданию и слушаю эхо стука каблуков моих ботинок, когда иду по коридорам. (Смех.) Сегодня утром у меня состоялась отличная встреча с сотрудниками Госдепартамента, со всеми наши коллегами в Госдепартаменте. Мы провели обзор уходящего года. Мы поговорили о реорганизации Государственного департамента. И, да, в моём ведомстве много открытых вакансий. И у меня есть кандидаты на эти должности. Я бы хотел, чтобы они заняли посты. Это будет большим подспорьем.

Но я хочу сказать вам, что в Госдепартаменте трудятся отличные люди, в том числе карьерные сотрудники Дипломатической службы, люди, занимающие посольские должности, – они преданы делу, и они с готовностью выполняют свои роли. Возможно, они временно исполняют те или иные обязанности, но они полностью владеют ситуацией. Они решают проблемы. Они всячески поддерживают политику Президента и вынужденные изменения курса. И я знаю, что для многих из них это не так просто, потому что они занимались реализацией политики при предыдущей администрации. Теперь мы движемся в другом направлении. Но я хочу отметить их дееспособность и гибкость ума, позволившие им быстро понять и поддержать цели и приоритеты Президента. Теперь мы работаем над выполнением этой миссии – это понимают все сотрудники Госдепартамента, и мы много говорили об этом сегодня утром. Я чрезвычайно горд их достижениями. По каждому из этих вопросов, которые я только что осветил, в течение года работали различные бюро Госдепартамента, стремясь изменить политику в соответствии с курсом, выбранным Президентом, и выполняя поставленные задачи. Я чувствую себя очень, очень уверенно с существующим коллективом, и эта уверенность будет только крепнуть по мере того, как мы будем добавлять в его состав новых сотрудников.

Но на этом я остановлюсь и сяду рядом со Стивеном Хэдли, моим старым другом, и мы будем вести разговор о том, о чём он хочет поговорить, что, возможно, несколько больше, чем то, о чём вы хотели поговорить. Но, на мой взгляд, важно отметить, что можно взять любые два или три вопроса из тех, по которым я только что быстро прошёлся, и каждый из них будет так или иначе соприкасаться с другим. И интересно, что когда я беседую с людьми о работе на той или иной арене, речь часто идёт о стремлении отделить друг от друга различные направления внешней политики. Но такой подход больше не эффективен в современном мире. Слишком многие вопросы взаимосвязаны, есть слишком много точек пересечения, и важно признать их наличие для того, чтобы можно было действительно решить некоторые из проблем, причём решить их раз и навсегда.

Так что это отнимает немного больше времени. Это тяжелый труд. Но такова природа дипломатии сегодня в этом очень сложном мире, в котором слишком много конфликтов. Наша миссия в жизни – успокоить и прекратить некоторые из этих конфликтов. Как я говорю сотрудникам Государственного департамента и другим людям, первый вопрос, который я задаю себе каждое утро, когда встаю с постели: как я могу сегодня спасти жизнь? Ведь слишком много жизней теряется в слишком многих конфликтах. Спасибо. (Аплодисменты.)

Г-Н ХЭДЛИ: Это было потрясающе.

ГОССЕКРЕТАРЬ ТИЛЛЕРСОН: Это был бег трусцой. (Смех.)

Г-Н ХЭДЛИ: Это было потрясающе, и замечательно видеть вас на сцене, когда вы объясняете политику этой администрации. Я много езжу по стране и по всему миру, и у всех на устах такие вопросы: какова политика администрации Трампа в области X, Y и Z? И вы очень убедительно изложили эту политику, причём, я должен сказать, без бремени подготовленного текста, что действительно показывает, насколько хорошо вы владеете различными вопросами. Так что примите поздравления, и приятно видеть, что вы больше общаетесь с народом. Страна и мир хотят получать информацию, и никто не может излагать её лучше, чем вы.

Я также хочу отметить, что, на мой взгляд, вы вонзили кинжал в сердце идеи о том, что данная администрация якобы не верит в альянсы. Разговоры на эту тему в отношении нынешней администрации уже ведутся в течение некоторого времени, но я считаю, что вы очень четко заявили, что осознаёте, что альянсы являются уникальным ресурсом для нашей страны, который вы намерены активно использовать в своей дипломатии.

ГОССЕКРЕТАРЬ ТИЛЛЕРСОН: Совершенно верно.

Г-Н ХЭДЛИ: Очевидно, что послужной список администрации в борьбе с ИГИЛ является впечатляющим. У нас есть около 15 минут до того, как Госсекретарь должен будет уйти, что не очень много времени, и к нам поступает множество вопросов. Поэтому я попытаюсь сгруппировать некоторые из этих вопросов –

ГОССЕКРЕТАРЬ ТИЛЛЕРСОН: Конечно.

Г-Н ХЭДЛИ: – и, может быть, задать вам три или четыре вопроса, после чего вы уедете.

Так как эта конференция посвящена Южной Корее и Азии, нам, вероятно, следует начать с Северной Кореи. У меня есть, наверное, 10 вопросов по этой теме. Они сосредоточены на двух моментах, о которых я хотел бы поговорить с вами: во-первых, насколько оптимистично вы настроены в отношении возможности достижения денуклеаризации с помощью дипломатии? И если вы настроены оптимистично, то когда мы начнём дипломатические усилия? Некоторые наблюдатели придерживаются мнения о том, что администрации США следует продолжать оказывать давление на Северную Корею, ужесточать санкции, применять давление в отношении Китая, с тем чтобы он, в свою очередь, осуществлял нажим на Северную Корею, проявлять строгость в отношении России, с тем чтобы она не заменяла экспортом то, что Китай, возможно, прекратит поставлять КНДР. И этот подход может быть правильным, но, с вашей точки зрения, когда мы начнём переговоры? И есть ли какие-либо предварительные условия для этих переговоров? И ещё один вопрос, который, конечно, беспокоит людей: Северная Корея говорит, что она не сядет за стол переговоров, чтобы говорить о денуклеаризации; наша позиция заключается в том, что это единственное, о чём стоит говорить.

Как вы преодолеете это препятствие? Можете ли вы поговорить о том, как может разворачиваться дипломатический процесс?

ГОССЕКРЕТАРЬ ТИЛЛЕРСОН: Во-первых, я бы сказал, что дипломатические усилия уже применяются некоторое время. Более того, весь режим санкций, кампания давления – это элементы этих усилий, призванные выработать у северокорейцев понимание того, что мир не принимает нынешней ситуации, понимание того, что в случае продолжения ими нынешнего курса изоляция лишь будет продолжаться. Так что это само по себе является дипломатией, и в самом начале осуществления этой политики, в феврале и в марте, когда мы вырабатывали новый курс, после долгих размышлений было принято решение о том, что если просто поднять телефонную трубку, позвонить Ким Чен Ыну и сказать: “Нам совершенно не нравятся ядерные испытания, которые вы проводите. Не могли бы мы сесть за стол переговоров?” – это, вероятно, не помогло бы никого усадить за стол переговоров.

Поэтому мы проанализировали прошлые усилия и переговоры, и Президент говорил на эту тему много раз, о том, что мы изучили то, как другие администрации пытались и терпели неудачи, а северокорейцы всегда являлись мастерами манипуляции этих переговоров. И они никогда не оказывались надежным контрагентом. Поэтому мы решили, что на этот раз начнем проведение этой очень интенсивной кампании санкций, но она увенчается успехом лишь в случае, если мы добьемся очень широкого международного участия. Поэтому речь шла не только о Соединенных Штатах и нескольких других странах, но об очень широкой кампании с точки зрения участия, и с нами должны были очень активно и серьёзно взаимодействовать Китай и Россия. И это в действительности стало началом дискуссии с Китаем, и во многом решение продвигаться вперёд зависело от того, уведомит ли нас Китай, что он готов участвовать в кампании. И я могу сказать вам, что, по нашему мнению, китайцы активно в ней участвуют; они полностью соблюдают санкции. Именно поэтому кампания оказывает влияние.

Президент хотел бы, чтобы Китай прекратил поставки нефтепродуктов в КНДР. Когда северокорейцы сели за стол переговоров в последний раз, это произошло потому, что Китай прекратил поставлять им нефть. Через три дня северокорейцы сидели за столом и говорили. И Президент считает, что мы, по сути, достигли этого этапа. Поэтому он оказывает большое давление на китайцев, с тем чтобы они делали больше в вопросе нефти.

Когда начнутся переговоры? Мы, дипломаты, отмечали, что мы готовы говорить в любое время, когда Северная Корея захочет говорить, и мы готовы провести первую встречу без предварительных условий. Давайте встретимся, и мы можем поговорить о погоде, если вы хотите. Мы можем поговорить о том, будет ли это квадратный стол или круглый стол, если это вас интересует. Но можем ли мы, по крайней мере, сесть за стол и встретиться лицом к лицу? И тогда мы сможем начать составлять дорожную карту, план того, в направлении чего мы, возможно, будем готовы работать. Я не думаю, что реалистично сказать, что мы будем говорить, только если вы придёте к столу с готовностью отказаться от своей программы. КНДР слишком многое инвестировала в неё. И Президент очень реалистично настроен в отношении этого.

Так что на самом деле речь идет о том, как вообще начать процесс диалога, потому что мы имеем дело с новым руководителем Северной Кореи, с которым еще никто не вёл диалог. И он явно не похож ни на своего отца, ни на своего деда, и мы, в общем, не знаем, как вести с ним диалог. И поэтому я считаю, что мои ожидания от начала переговоров будут зависеть от выяснения того, кто будет моим собеседником. Я должен кое-что знать об этом человеке. Я должен понимать, как он обрабатывает информацию, как он мыслит. Ведь, как вы все знаете, чтобы добиться соглашения в результате переговоров, необходимо проявлять готовность беседовать на разные темы. Давайте просто выложим много вещей на стол. А что вы хотите выложить на стол? И мы скажем вам, что мы хотим выложить на стол. И самое главное – начать переговоры.

Если и есть какое-то условие для этих переговоров, оно заключается в том, что нам будет трудно разговаривать, если посреди переговоров вы решите испытать очередное устройство. Будет трудно говорить, если посреди наших переговоров вы решили запустить новую ракету. Так что я думаю, что они прекрасно понимают, что если мы будем говорить, должен будет наступить период покоя. Мы должны добиться тихого периода, иначе будет очень трудно вести продуктивные дискуссии.

И поэтому мы продолжаем указывать им, что нам необходим тихий период. Вы должны сказать нам, что вы хотите говорить. Дверь открыта. Но мы придём, когда вы скажете нам, что вы готовы к разговору.

Г-Н ХЭДЛИ: Ясно. Позвольте мне задать вам второй вопрос. Идёт много разговоров о применении силы. Некоторые люди говорят, что вероятность применения силы в конфликте на полуострове составляет 40 процентов. Иногда я несколько провокационно говорю людям, что подобные разговоры являются показателем успеха политики Президента США, потому что он в действительности убедил людей, что решение этой проблемы очень важно, и отчасти это способ привлечения внимания как Северной Кореи, так и Китая. С другой стороны, многие люди пишут о рисках и озабоченности, в частности, отмечая, что такой лидер, как Ким Чен Ын, которого мы не знаем, и который довольно долгое время находится в изоляции, может в какой-то момент посчитать, что Соединенные Штаты готовы осуществить военное нападение на него, и нанесёт упреждающий удар.

Что вы думаете о вероятности применения военной силы, с учетом того, что мы слышим, как представители администрации говорят, что существуют военные варианты? О чем они говорят?

ГОССЕКРЕТАРЬ ТИЛЛЕРСОН: Я думаю, что любая успешная дипломатическая кампания такого рода должна быть подкреплена каким-то типом военной альтернативы, и это не может быть просто угрозой. Это должна быть заслуживающая доверия альтернатива. Я знаю, что многие люди задают вопрос: почему вы не можете жить со стратегией сдерживания? Вы жили с такой стратегией в отношении России; вы жили с ней в отношении Китая; вы жили с ней в отношении других стран. А отличие заключается в том, что после анализа прошлого поведения Северной Кореи нам стало ясно, что она не будет просто использовать обладание ядерным оружием в качестве сдерживающего фактора. Это станет коммерческой деятельностью для них. Потому что мы уже видим элементы их ядерной программы на коммерческом рынке. И в мире, в котором мы живем сегодня, когда наши крупнейшие угрозы являются негосударственными субъектами, мы просто не можем этого принять. Мы не можем примириться со страной, которая не имеет реального послужного списка соблюдения каких-либо международных норм. Конечно, в случае с Советским Союзом ситуация была иной, так же как и в случае с Китаем. Конечно, иная ситуация и в случае с другими странами, обладающими ядерным оружием. Это страны, которые имеют историю соблюдения определенных международных норм. Северная Корея не имеет такого послужного списка. Более того, ее послужной список является прямо противоположным. Именно по этой причине Президент, и я согласен с его оценкой, считает, что мы просто не можем принять Северную Корею, обладающую ядерным оружием, и я думаю, что поэтому такой же политики придерживаются и ее соседи.

Поэтому важно, чтобы дипломатические усилия подкреплялись заслуживающей полного доверия военной альтернативой. И да, есть несколько военных вариантов, которые были разработаны для решения проблемы в случае неудачи с моей стороны. Именно поэтому я говорю, что мы будем упорно трудиться, чтобы не потерпеть неудачу. И Президент хочет этого, и он поощряет наши дипломатические усилия. Но я думаю, что он также серьезно относится к своим обязанностям по защите США и наших союзников от угрозы подобного рода, и он намерен обеспечить, чтобы КНДР не обладала ядерным оружием, которое может быть доставлено к берегам Соединенных Штатов.

Г-Н ХЭДЛИ: У нас заканчивается время, и мы не успеем осветить много тем. Я останусь на этой теме и попытаюсь интенсивно осветить ее и задать вам два вопроса, после чего мы закончим беседу. Первый вопрос касается Китая. Многие люди говорят, что Китай обеспокоен тем, что если он окажет слишком сильное давление на Северную Корею, ее режим рухнет. Это означает, что беженцы устремятся через границу, и, возможно, войска Соединенных Штатов и Южной Кореи выдвинутся на территорию КНДР. И многие говорят о необходимости стратегической беседы с Китаем на высоком уровне для обеспечения взаимопонимания в отношении того, что произойдет и что не произойдет со стороны Китая и Соединенных Штатов в случае таких чрезвычайных обстоятельств.

Вы публично заявляли о некоторых мерах, которые не будут приняты, что, я думаю, обнадеживает. Каковы перспективы? Я не прошу вас углубляться в детали, но находятся ли американо-китайские отношения на таком этапе, когда возможна подобная дискуссия? И, во-вторых, мы не говорили о России, потому что чем больше давления Китай оказывает на Северную Корею и прекращает поставлять ей ресурсы, тем больше это создаёт потенциал того, что на арену выйдет Россия и удовлетворит нужды КНДР. На нашей ли стороне Россия в этих усилиях? И не могли бы вы немного поговорить о дипломатии с Россией в отношении Северной Кореи?

ГОССЕКРЕТАРЬ ТИЛЛЕРСОН: Позвольте мне вначале ответить на вопрос по Китаю. В данном вопросе проявляется реальная ценность этих новых диалогов высокого уровня, в том числе дипломатического и стратегического диалога, который мы ведем с нашими коллегами под председательством Министра обороны Мэттиса и моим председательством, и мы также подключили к этому диалогу Председателя Объединенного комитета начальников штабов генерала Данфорда и его коллег из Китая. В ходе этих диалогов мы, в частности, стремимся понять, насколько заслуживает доверия озабоченность Китая возможным массовым потоком беженцев через границу в случае краха режима. Китай предпринимает шаги по подготовке к такому повороту событий. Я думаю, что китайцы смогут справиться с этой ситуацией. Я не думаю, что угроза столь значительна, как, возможно, ее видят другие. Я не хочу приуменьшать серьезность проблемы, но эта ситуация не является неуправляемой. И китайцы уже предпринимают подготовительные действия для такого события.

Мы также вели с ними беседы о том, что следует предпринять в случае, если что-то произойдет внутри Северной Кореи; возможно, что мы ничего не сможем инициировать извне, и если начнётся нестабильность какого-то рода, важнее всего для нас будет взять под контроль эти ядерные вооружения, которые северокорейцы уже разработали, и обеспечить чтобы ничего не попало в руки нежелательных лиц. У нас были разговоры с китайцами о том, как это может быть сделано.

Четыре “нет”, которые я преднамеренно изложил в ходе той первой поездки в Азию, таковы: мы не стремимся к смене режима; мы не добиваемся краха режима; мы не добиваемся ускоренного объединения Корейского полуострова; мы не ищем повода для отправки наших собственных войск на север от демилитаризованной зоны. У нас были разговоры о том, что если что-то произойдёт, и мы будем вынуждены перейти границу, мы заверили китайцев, что мы вернемся назад и отступим к югу от 38-й параллели, когда будут устранены условия, приведшие к этому. Мы дали им соответствующее обязательство.

Наша единственная цель состоит в денуклеаризации Корейского полуострова, и это всё. И исходя из этого, и на основе этих дискуссий, возможно, мы сможем создать другое будущее для северокорейского народа, потому что будущее, которое им грозит сейчас, довольно мрачно.

Что касается участия России, она активно поддерживает резолюции Совета Безопасности ООН. Россияне могли бы наложить на них вето. Они могли бы блокировать их, но они этого не сделали. С точки зрения применения санкций, нам не до конца ясно, насколько полно они реализуются. Мы знаем, что есть какие-то нарушения. Их нетрудно увидеть. Мы видим эти нарушения, и у меня было много бесед с Министром иностранных дел Лавровым в отношении конкретных вопросов, по которым мы просим их закрыть каналы. В настоящее время в России работает большое количество северокорейцев – что-то около 35 000 человек. Россия ощущает дефицит рабочей силы. В частности, россияне осуществляют экономическое развитие на востоке страны. Поэтому я понимаю, почему они экономически заинтересованы в этом. Но это также подрывает эффективность санкций. Поэтому мы очень конкретно говорим с нашими российскими коллегами о том, что мы просим их делать.

Опять же, в Совете Безопасности ООН они в целом очень активно поддерживают санкции. Они высказывали своё мнение о том, насколько эти санкции, по их мнению, могут быть эффективны. Но нам нужна поддержка России. И когда мы дойдем до того момента, когда мы действительно начнём решение этой проблемы, нам понадобится поддержка со стороны всех соседей КНДР. И это, разумеется, будет в первую очередь важно для наших союзников в Республике Корея, а также для Японии, России и Китая; понадобится помощь каждого соседа для обеспечения успеха дипломатических переговоров.

Г-Н ХЭДЛИ: Мы подошли к концу нашей программы. Я хочу поблагодарить наших корейских участников и партнера, Корейский фонд, а также, конечно Атлантический совет. И особо благодарю доктора Мийон О за её великолепную работу по организации и подготовке сегодняшнего мероприятия. Спасибо всем вам за то, что пришли, и, пожалуйста, присоединитесь ко мне и поблагодарите Госсекретаря Тиллерсона за то, что он провёл с нами этот вечер. (Аплодисменты.)